Шиндихина землянка
К 1000-летию Единения: вот моя деревня
Шиндихина землянка
Она была в Летках – как бельмо на глазу. Кругом, на каждой улице, добротные избы, надворные постройки, а среди них, огромный холм, как братская могила, она, землянка.
Зимой снежные бураны одевали ее в такой огромный белый саван, с гору размером, где, как нора, виднелась лишь входная дверь и то после того, как ее отрывали хозяева, с трудом выбравшись из этой снежной берлоги.
Случилось это вскоре после вероломного решения Сталина об отмене НЭПа и замены её политикой строительства «казарменного социализма», начав масштабную акцию по раскулачиванию не только действительных кулаков, которых были единицы, а заодно и крестьян-середняков – наиболее толковых и трудолюбивых тружеников деревни, которых ранее не велено было трогать, напротив, даже «шапку перед ними снять», как перед основными кормилицами, не эксплуатирующих чужого труда.
Под этим «флагом» нашли и в Летках «кулаков», немного-немало – 16 душ, которые тоже ничего крамольного не делали.
Одни, пользуясь новыми условиями НЭПа, разрешающего частное предпринимательство, соорудили частные пекарни, как М. Кулыгин; сукноволокно – К. Кирюшкин; маслобойку – Т. Васюнин с братьями Кулыгиными; ветреные мельницы – братья Честновы, Дуденковы, Шерстневы, В. Исайкин и П. Алуев; шерстобитку – П. Чекалин; трактиром стал владеть С. Кирюшин, а скобенной лавкой – И. К. Скобликов, отец будущей многократной чемпионки мира и олимпийских игр Лидии Скобликовой.
И, наконец, паровой мельницей владели пять братьев Петряковых: Дмитрий, Иван, Михаил, Илья и Андрей. Известные в селе мастеровые люди.
Все они попали под межевание «раскулачивания».
Хотя, если судить об их деяниях по большому счету, без предвзятости, ничего плохого они людям не делали. Наоборот – помогали более удобно наладить свой быт, облегчить тяжелый крестьянский труд.
Кстати сказать, и до 1917 года в Летках было 5 ветреных мельниц, лишь на две меньше против периода НЭПа, 1 механическая мельница, 2 хлебопекарни, 2 маслобойки и 2 продовольственных магазина. Поэтому владельцами были другие лица и лишь часть – старожилов.
Вышло так, что участь тех и других постигла одна: раскулачивание, полная экспроприация всего имущества и высылка в Сибирь или более дальние края. Разделили эту участь и братья Петряковы. Но одного из них, Дмитрия Петровича, главу большого семейства из 8 человек, из-за лояльности к советской власти, не тронули. Наполовину конфисковали все, в том числе – добротный пятистенный дом, постройки и почти все имущество, но как одолжение разрешили вырыть землянку и остаться проживать в родном селе.
Вскоре на небольшом пустующем пространстве, появилось это дикое сооружение известное старожилам как «Шиндихина землянка». Шиндихиными звали Петряковых по-уличному.
Землянка простояла до самой войны, т.е. до 1941 года. Поэтому я, будучи мальчишкой, помню какая она была. Наша семья жила на одной с ними улице, землянка от нас была через 4 избы, но в задах пятой. То есть «утопленной» из порядка взад, где у других начинались сады и огороды. У Шиндихиных, то есть Петряковых, было 7 или даже 8 детей: старшие братья – Василий и Петр, остальные – девочки, часть из которых нашего возраста, с которыми мы дружили. Они почему-то редко выходили из землянки. Особенно первое время. Может от того, что их обзывали «кулаками», потом грань эта постепенно стерлась. Дети осмелели, наоборот, нам их было жалко. В землянку мы почти не заходили. В основном из-за боязни, что этот огромный земляной холм, по бокам которого с одной стороны, как из амбразуры, подслеповато глядели четыре маленьких оконца, вдруг рухнет. К входной двери вели ступени. Сразу за ней небольшой тамбур, а потом уже вторая дверь в жилое помещение, которое было разделено на две половины: первая, где была печка, стол и стулья, где семья обедала, а во второй части, по обеим сторонам – двухъярусные нары. Вся землянка же была 10 метров в длину и 3,5 – в ширину.
Пол был глиняный, утрамбованный и лишь в центре, в проходе лежали дощечки. Отапливалась землянка печкой и голландкой. Налажена как-то была циркуляция воздуха через трубу и оконце форточки. Но все равно, воздух всегда был тяжелый, влажный и спертый. Потому все их дети отличались от других бледными лицами. Кроме, правда, лета, когда они розовели на солнце. Но вскоре, именно из-за тяжелых условий жизни, у них умрет мать, что сделало жизнь детей еще более тяжелой. Отличались дети Шиндихиных и ветхой одеждой, зипунами в заплатах, в лаптях, другими обносками.
Запомнился их отец: высокий, статный, офицерской выправки, с лихими, всегда аккуратно закрученными кончиками вверх усами. Немногословный. Грустный. Отличавшийся от других каким-то непокаянным, а чуть ли не дворянским достоинством, хотя никакого отношения к дворянству не имел. Род Петряковых издавна был крестьянским, и по словам старожилов, в большей «чести», т.е. авторитетный, так как были Петряковы издавна спецами по механизмам. Да и после раскулачивания он остался на паровой мельнице механиком.
Рядом с нашим домом, только через речку, жила одинокая, средних лет женщина, которую почему-то все звали «Варламихой». Вот к ней, в вечерних сумерках и «шастал» бравый кавалер, вдовец, П. Д. Шиндихин. Потому он лично мне и запомнился таким.
Помню их дочь Нюру. Она была старше нас, с нами не играла. Осталась после смерти матери в семье за мать, хотя ей было где-то лет 12-13, не больше.
Самый старший из детей – Василий, был совсем взрослый, спокойный, тихий и грустный. А вот младше его – Петрушка – был «сорвиголова». Шутник, озорник. Заводила всех ребячьих игр, страстный до самозабвения игрок. Не важно во что: в лапту, в «казаки», на льду. Или что особенно его влекло, в «орлянку». То есть метать вверх пятак, где два итога: орел и решка. Первый – выиграл, второй – наоборот. Про него говорили: «Петрушка так может заиграться, что последние штаны снимет и на кон поставит», хотя штаны у него были единственные. А уж балагур, анекдотчик, плясун и частушечник, другого не сыщешь. Кстати сказать, Петрушка уйдет на фронт в первые же дни войны, причем – добровольцем. Вот тебе и «сын кулака». Году в сорок третьем он появится в Летках на пол-месяца, после ранения. Все дивились, глядя на его грудь, на которой красовались 3 ордена и столько же медалей. Петруха любил и прихвастнуть, «заливал» девкам на посиделках, что его представили к званию героя. Ну, это он так, чтобы покрасоваться, но награды все были настоящие. Слышно было, что он пройдет войну до Берлина, а потом осядет где-то на стороне, в Летки не вернется. Погибнет на войне брат Василий. Уедет во время войны на торфоразработки на Урал сестра Нюра, там и останется. Главу семейства Дмитрия Петровича на фронт не брали, из-за преклонных лет. Остатки семьи он в первый же год войны увезет в Саранск, чем и спасет ее от гибели. Мне довелось его видеть последний раз в 1960 году в Саранске. Седой, суховатый, но по-прежнему стройный, статный, при ухоженных, хотя и поредевших, седых гусарских усах, с тростью в руке.
Рассказать краткую и печальную историю одной из 15 раскулаченных семей моего родного села Леток, так называемых кулаков Шиндихиных (Петряковых), меня заставили раздумья о том сумбурном времени становления советской власти, когда были допущены грубейшие ошибки, поломавшие судьбы сотням тысяч людей, незаслуженно причисленных к врагам «советской власти», нанесших огромный урон стране в целом, отзвуки которых, как незаживающая рана, ощущаются до сих пор.
Несколько сравним нынешних предпринимателей, не только олигархов, а челноков, фермеров, держателей транспорта в своих личных целях и тому подобное. А ведь это тоже ни что иное – как НЭП. Только в объеме во сто крат больше дающая свободу предпринимательства, чем тогда, в 20-е годы, в период НЭПа.
Хотелось рассказать об этом и по другой причине: чтобы оживить имена наших земляков, оставивших свой, без сомнения, тоже добрый след в истории села. Ради справедливости, в назидание их потомкам.
Л. КИЧЕВ,
кандидат исторических наук, член союза журналистов России.
с. Летки